169.
Константин Паустовский
(16.03.2005 19:09)
0  
СИВЫЙ МЕРИН
На закате колхозных лошадей гнали через брод в луга, в ночное. В лугах
они паслись, а поздней ночью подходили к огороженным теплым стогам и спали
около них, стоя, всхрапывая и потряхивая ушами. Лошади просыпались от
каждого шороха, от крика перепела, от гудка буксирного парохода, тащившего
по Оке баржи. Пароходы всегда гудели в одном и том же месте, около переката,
где был виден белый сигнальный огонь. До огня было не меньше пяти
километров, но казалось, что он горит недалеко, за соседними ивами.
Каждый раз, когда мы проходили мимо согнанных в ночное лошадей, Рувим
спрашивал меня, о чем думают лошади ночью.
Мне казалось, что лошади ни о чем не думают. Они слишком уставали за
день. Им было не до размышлений. Они жевали мокрую от росы траву и вдыхали,
раздув ноздри, свежие запахи ночи. С берега Прорвы доносился тонкий запах
отцветающего шиповника и листьев ивы. Из лугов за Новоселковским бродом
тянуло ромашкой и медуницей[ii], - ее запах был похож на сладкий запах пыли.
Из лощин[iii] пахло укропом, из озер - глубокой водой, а из деревни изредка
доносился запах только что испеченного черного хлеба. Тогда лошади подымали
головы и ржали.
Однажды мы вышли на рыбную ловлю в два часа ночи. В лугах было сумрачно
от звездного света. На востоке уже занималась, синея, заря.
Мы шли и говорили, что самое безмолвное время суток на земле всегда
бывает перед рассветом. Даже в больших городах в это время становится тихо,
как в поле.
По дороге на озеро стояло несколько ив. Под ивами спал сивый мерин.
Когда мы проходили мимо него, он проснулся, махнул тощим хвостом, подумал и
побрел следом за нами.
Всегда бывает немного жутко, когда ночью лошадь увяжется за тобой и не
отстает ни на шаг. Как ни оглянешься, она все идет, покачивая головой и
перебирая тонкими ногами. Однажды днем в лугах ко мне вот так же пристала
ласточка. Она кружилась около меня, задевала за плечо, кричала жалобно и
настойчиво, будто я у нее отнял птенца, и она просила отдать его обратно.
Она летела за мной, не отставая, два часа, и в конце концов мне стало не по
себе. Я не мог догадаться, что ей нужно. Я рассказал об этом знакомому делу
Митрию, и он посмеялся надо мной.
- Эх ты, безглазый! - сказал он. - Да ты глядел или нет, чего она
делала, эта ласточка. Видать, что нет. А еще очки в кармане носишь. Дай
покурить, тогда я тебе все объясню.
Я дал ему покурить, и он открыл мне простую истину: когда человек идет
по некошеному лугу, он спугивает сотни кузнечиков и жуков, и ласточке
незачем выискивать их в густой траве - она летает около человека, ловит их
на лету и кормится без всякой заботы.
Но старый мерин нас не испугал, хотя и шел сзади так близко, что иногда
толкал меня мордой в спину. Старого мерина мы знали давно, и ничего
таинственного в том, что он увязался за нами, не было. Попросту ему было
скучно стоять одному всю ночь под ивой и прислушиваться, не ржет ли
где-нибудь его приятель, гнедой одноглазый конь.
На озере, пока мы разводили костер, старый мерин подошел к воде, долго
ее нюхал, но пить не захотел. Потом он осторожно пошел в воду.
- Куда, дьявол! - в один голос закричали мы оба, боясь, что мерин
распугает рыбу.
Мерин покорно вышел на берег, остановился у костра и долго смотрел,
помахивая головой, как мы кипятили в котелке чай, потом тяжело вздохнул,
будто сказал: "Эх вы, ничего-то вы не понимаете!" Мы дали ему корку хлеба.
Он осторожно взял ее теплыми губами, сжевал, двигая челюстями из стороны в
сторону, как теркой, и снова уставился на костер - задумался.
- Все-таки, - сказал Рувим, закуривая, - он, наверное, о чем-нибудь
думает.
Мне казалось, что если мерин о чем-нибудь и думает, то главным образом
о людской неблагодарности и бестолковости. Что он слышал за всю свою жизнь?
Одни только несправедливые окрики: "Куда, дьявол!", "Заелся на хозяйских
хлебах!", "Овса ему захотелось - подумаешь, какой барин!". Стоило ему
оглянуться, как его хлестали вожжой по потному боку и раздавался все один и
тот же угрожающий окрик: "Но-но, оглядывайся у меня!" Даже пугаться ему
запрещалось - тотчас возница начинал накручивать вожжами над головой и
кричать тонким злорадным голосом: "Боишьси-и, черт!" Хомут всегда
затягивали, упираясь в него грязным сапогом, и тем же сапогом толкали мерина
в брюхо, чтобы он не надувал его, когда затягивали подпругу.
Благодарности не было. А он всю жизнь таскал, хрипя и надсаживаясь, по
пескам, по грязи, по липкой глине, по косогорам, по "битым" дорогам и кривым
проселкам скрипучие, плохо смазанные телеги с сеном, картошкой яблоками и
капустой. Иногда в песках он останавливался отдохнуть. Бока его тяжело
ходили, от гривы поднимался пар, но возницы со свистом вытягивали его
ременным кнутом по дрожащим ногам и хрипло, с наигранной яростью кричали:
"Но-о, идол, нет на тебя погибели!" И мерин, рванувшись, тащил телегу
дальше.
Начало быстро светать. Звезды бледнели, как бы уходили от земли в
глубину неба. Неожиданно над головой, на огромной высоте, загорелось нежным
розовым светом одинокое облачко, похожее на пух. Там, в вышине, уже светило
летнее солнце, а на земле еще стоял сумрак, и роса капала с белых зонтичных
цветов дягиля в темную, настоявшуюся за ночь воду.
Мерин опустил голову к самой земле, из его глаз выкатилась одинокая
старческая слеза, и он уснул.
Утром, когда роса горела от солнца на травах так сильно, что весь
воздух вокруг был полон влажного блеска, мерин проснулся и громко заржал. Из
лугов шел к нему с недоуздком, перекинутым через плечо, колхозный конюх
Петя, недавно вернувшийся из армии белобрысый красноармеец. Мерин медленно
пошел к нему навстречу, потерся головой о плечо Пети и безропотно дал надеть
на себя недоуздок.
Петя привязал его к изгороди около стога, а сам подошел к нам -
покурить и побеседовать насчет клева.
- Вот вы, я гляжу, - сказал он, сплевывая, - ловите на шелковый шнур, а
наши огольцы плетут лески из конского волоса. У мерина весь хвост
повыдергали, черти! Скоро обмахнуться от овода - и то будет нечем.
- Старик свое отработал, - сказал я.
- Известно, отработал, - согласился Петя. -- Старик хороший, душевный.
Он помолчал. Мерин оглянулся на него и тихо заржал.
- Подождешь, - сказал Петя. - Работы с тебя никто не спрашивает - ты и
молчи.
- А что он, болен, что ли? - спросил Рувим.
- Да нет, не болен, - ответил Петя, - а только тяги у него уже не
хватает. Отслужил. Председатель колхоза - ну, знаете, этот сухорукий - хотел
было отправить его к коновалу, снять шкуру, а я воспрепятствовал. Не то
чтобы жалко, а так... Все-таки снисхождение к животному надо иметь. Для
людей - дома отдыха, а для него - что? Шиш! Так, значит, и выходит - всю
жизнь запаривайся, а как пришла старость - так под нож. "Нет, говорю,
Леонтий Кузьмич, не имеешь ты в себе окончательной правды. Ты, говорю, за
копейкой гонись, но и совесть свою береги. Отдай мне этого мерина, пусть он
у меня поживет на вольном воздухе, попасется, - ему и жить-то осталось всего
ничего". Поглядите, даже морда у него - и та кругом седая.
- Ну, и что же председатель? - спросил Рувим.
- Согласился. "Только, говорит, я тебе для него не дам ни полпуда овса.
Это уже, говорит, похоже на расточительство". - "А мне, говорю, на ваш овес
как будто наплевать, я своим кормить буду". Так вот и живет у меня. Моя
старуха, мамаша, сначала скрипела: зачем, мол, этого дармоеда на дворе
держим, а сейчас обвыкла, даже разговаривает с ним, с мерином, когда меня
нету. Поговорить, знаете, не с кем, вот она ему и рассказывает всякую
всячину. А он и рад слушать... Но-о, дьявол! - неожиданно закричал Петя.
Мерин, ощерив желтые зубы, тихонько грыз изгородь около стога. Петя
поднялся.
- Два дня в лугах погулял, теперь пусть постоит во дворе, в сарае, -
сказал он и протянул мне черную от дегтя руку. - Прощайте.
Он увел мерина. Тихое утро было полно такой свежести, будто воздух
промыли родниковой водой. В озере отражались белые, как первый снег, цветы
водокраса[iv]. Под ними медленно проплывали маленькие лини. И где-то далеко,
в цветущих лугах, добродушно заржал мерин.
[ii] Медуница - род травянистых растений из семейства бурачниковых.
Многолетние травы, встречающиеся в лесах Старого Света; у нас обыкновенны М.
узколистная (P. angustifolia) и М. лекарственная (P. officinalis), имеющая
применение в народной медицине. Все М. - медоносы.
[iii] Лощина -- овраг с отлогими берегами.
[iv] Водокрас - многолетнее травянистое водяное растение из семейства
водокрасовых. В. встречается по всей Европе, Азии и Австралии. У нас
обыкновенно в стоячих водах. Листья с сердцевидно-круглыми плавающими
листовыми пластинками, цветки белые двудомные на длинных цветоножках; плод
овальн., 6-гнездный
|
